[-MaskMaster-]

Название: Усталость
Автор: Lina
От автора: Даже демоны иногда устают от насилия и смертей.
Даже демоны иногда теряются в вечности и учатся у людей смыслу жизни.
Даже демоны иногда страдают от одиночества и мечтают найти место, которое смогут называть домом.


Он пришел в крепость откуда-то с востока на изломе осени.
Его впустили, потому что на счету был каждый мужчина, способный держать оружие.
Мрачный, угрюмый комендант крепости спросил, умеет ли он драться, и даже, кажется, не огорчился, когда в ответ парень лишь отрицательно покачал головой.
Все они были обречены.
Вся Империя была обречена быть стертой с лица Земли без следа.
В маленькой крепости на окраине Империи было всего два десятка солдат - явно недостаточно, чтобы отразить атаку варваров, волной накатившихся с севера. Жестокие, кровожадные, сильные своим первозданной, не несущей на себе печать развитой цивилизации мощью, движимые желанием захватить себе жизненное пространство и выжить любой ценой, не ведающие страха и сомнений, они сметали все на своем пути, оставляя за собой сожженные деревни и увешанные трупами деревья. Мертвые эскортом выстроились вдоль дорог, провожая случайных путников пристальным взглядом пустых глазниц.
Люди были настолько напуганы, что видели врага в каждом незнакомце, но парня за варвара принять никак было нельзя - высокий, светлоглазый, беловолосый, он совсем не походил на мощных, огромных, заросших длинными темными волосами варваров, больше напоминавших вышедших из чащи медведей, чем людей.
Его определили помогать кузнецу, но не потому что он что-то смыслил в кузнечном ремесле - просто иначе он бы сидел днями и ночами на крепостной стене и смотрел в никуда.
В крепости продолжались работы по возведению защитных укреплений, но люди трудились так, будто выполняли последний, но абсолютно бессмысленный долг.
Но они не собирались сдаваться. Они готовы были умереть, сражаясь, - уйти, как и подобает солдатам, не потеряв свою воинскую честь.
Армия была собрана вокруг столицы - император очень хорошо понимал, что если и удастся остановить варваров, то только там. Цивилизация еще сопротивлялась, но слабо, из последних сил. Империя давно растеряла патриотический дух и веру в единые идеалы, каждая провинция стремилась к самостоятельности, и только угроза полного уничтожения заставила грезящих независимостью правителей объединиться.
Только все это уже не имело значения.
***
- Может, все-таки скажешь, откуда ты? – продолжал допытываться кузнец.
- Я не знаю, - безразлично ответил парень, вытаскивая из огня очередную заготовку.
- Совсем ничего? – кузнецу явно было скучно, да к тому же его прельщала перспектива получить дополнительную кружку пива за рассказ о прошлом странного пришельца. Даже нависшая над крепостью смертельная опасность не могла изменить старых привычек.
- Ничего, - последовал бесстрастный ответ.
Раскаленный металлический прут, издав громкое шипение, погрузился в ледяную воду.
- А сколько тебе лет?
- Не помню, - отрезал парень, дав понять, что разговор окончен.
Кузнец разочарованно вздохнул и мазнул рукой на помощника – пусть молчит, если уж ему так хочется, главное, чтобы работал хорошо.
У парня и в самом деле оказался талант к кузнечному делу: он схватывал все на лету, с легкостью выполнял самые сложные операции, да и силы и выносливости ему было не занимать. Он мог работать весь день без малейших признаков усталости, а ночью залезал на стену крепости и сидел там, будто ожидая кого-то.
Люди в крепости сразу решили, что парень был аристократом, возможно, младшим сыном какого-нибудь графа или герцога, а то и незаконным отпрыском самого императора, который сбежал из дворца подальше от интриг и дележки власти. Он говорил очень правильно, но в его словах то и дело проскальзывали отголоски какого-то иного, совсем не похожего на человеческое наречия. Скоро на это перестали обращать внимание. Да и вытянуть из него за раз больше двух слов было очень сложно.
Аристократ-то аристократ, но бывалые воины, понаблюдав за парнем, решили, что он солгал коменданту: по тому, как он двигался, как держал в руках грубые железные мечи, которые только и делались в кузнице, как украдкой рассматривал коллекцию оружия на стене в главном зале крепости, они заключили, что парень не просто был аристократом, наученным красивому, но на практике бесполезному стилю боя, а настоящим мастером, противостоять которому могли единицы.
Но как бы его ни просили, он ни разу не присоединился к тренировкам, проводившимся каждое утро во дворе крепости, и ничего не ответил на просьбу самому тренировать солдат.
Его выдавала пластика движений, которую невозможно было скрыть, врожденная грация хищника, гибкое, сильное тело тренированного бойца. Но на нем не было ни единого шрама – неужели он не дрался ни в одной настоящей битве? Нет, мастерство воина, проскальзывающее в каждом движении, в каждом жесте, в каждом взгляде, достигается только в процессе многолетней боевой практики. Но сколько ему было? Двадцать? Двадцать пять? Внешняя молодость никак не сочеталась с исходящим от него ощущением мощи и древности, пока дремлющей, тщательно сдерживаемой, но готовой в любое мгновение проявиться силы.
Некоторые говорили, что он не человек, что он ангел, спустившийся с небес, чтобы спасти их, но он молчал, никак не реагируя на такие слова.
Он действительно был похож на ангела, яркий, светлый, а взгляд серебристо-голубых глаз, казалось, пронизывал душу насквозь.
Кузнец заметил за ним одну странность, о которой пока никому не рассказал, - парня зачаровывали и одновременно пугали зеркала. Он мог минуту, не отрываясь, смотреть на свое отражение, а потом резко разворачивался и уходил. Возвращался он лишь спустя час-полтора, такой же спокойный и безразличный, как всегда, но еще более замкнутый и молчаливый.
Кузнец ни разу не видел, чтобы парень спал, но об этой странности знала вся крепость – не заметить его высокую фигуру на крепостной стене, особенно в лунные ночи, когда светлые волосы горели расплавленным серебром, было невозможно.
Шли дни, и напряжение все возрастало. Люди не знали, что происходит в мире, и могли только гадать, когда варвары нападут на них. Сегодня? Завтра? Через неделю?
Защитникам крепости казалось, что скоро они начнут сходить с ума.
И когда однажды холодным ноябрьским утром в лесу на другой стороне мелкой речушки прозвучали первые удары боевых барабанов, многие даже вздохнули с облегчением: лучше смерть, чем бесконечное ожидание ее.
На покрытую только начинающим таять льдом землю падали редкие снежинки. Голый, угрюмый, как будто разом опустевший лес обступал крепость темной стеной.
В крепости стояла мертвая тишина, нарушавшаяся только лязгом оружия и доспехов и хриплым голосом коменданта, отдававшего приказы. Люди тупо повиновались, занимая отведенные им места. Да и какая, в конце концов, разница, кто на какой стене встанет, если нападающих в десятки, сотни раз больше? Какой план обороны? Но люди знали, что нужно забрать с собой как можно больше врагов, и беспрекословно подчинялись приказам командира.
- Эй, где ты?
Кузнец нашел парня сидящим рядом с остывшей наковальней и смотрящим в одну точку перед собой.
- Ты ведь не будешь просто сидеть здесь и ждать смерти?
- Я не буду драться, - последовал равнодушный ответ. Светлые, пугающе ясные голубые глаза с трудом сфокусировались на кузнеце. То, на что смотрел парень сквозь время и пространство, было для него гораздо важнее, чем судьба целого мира.
- Что? – хрипло выдохнул кузнец.
- Я сказал, я не буду драться, - терпеливо, будто объясняя ребенку прописную истину, повторил парень. В его голосе не промелькнуло ни тени эмоций.
- Почему? – кузнец почувствовал, как в нем закипает ярость и обида. Обида на судьбу за то, что он должен умереть так глупо, обида на себя за то, что когда-то упустил шанс остаться в столице и в конце концов оказался в маленькой приграничной крепости, обида на весь мир, такой жестокий, враждебный, такой невыносимо несправедливый…
- Потому что это бессмысленно, - был ответ.
И вся эта горечь, вся обида, вся ярость, вся боль – все это выплеснулось на сидящего перед ним мальчишку. Кузнец ударил парня по лицу закованным в железо кулаком. Тот даже не шелохнулся, и кузнецу показалось, что под нежной белой кожей не мягкая человеческая плоть и кость, а сталь.
Три параллельные царапины на щеке исчезли секунду спустя, и если бы не тонкие полоски крови, кузнец бы подумал, что перед ним не живое существо, а мраморная статуя. Только на мраморе царапины-то как раз и остаются…
Кузнец отпрянул на шаг и теперь испугался по-настоящему: парень улыбался в первый раз с тех пор, как пришел в крепость.
- Все это бессмысленно, - повторил парень низким, звучным, завораживающим голосом. – Люди рождаются и умирают, империи рождаются и умирают, миры рождаются и умирают, даже целые вселенные не могут избежать этой участи, так зачем бороться? За что вы собираетесь сражаться? Они сменят вас, затем кто-то другой сменит их – такова судьба людей. Зачем бороться с судьбой? Это высший закон, от него нельзя сбежать и спрятаться, он рано или поздно настигнет вас и уничтожит, слышишь – обратит в НИ-ЧТО! Зачем ты сопротивляешься ему, человек?
- Я не знаю, кто ты, - прошептал кузнец, - и мне все равно, но… Я сражаюсь, потому что… потому что…
И он замолчал - на мгновение увидел то, о чем говорило это существо: люди, миры, вселенные в вечном круговороте жизни и смерти, постоянно меняющиеся, постоянно перетекающие из одного состояния в другое, постоянно обновляющиеся, ищущие, жаждущие новизны и находящие ее, потому что этот круговорот бесконечен и непредсказуем: то там, то здесь происходит вспышка, и все сбивается, перестраивается и место катаклизма снова становится звеном цепи, и эти звенья перестраиваются, создавая новые и новые фигуры, сложные, запутанные, но такие великолепные в совершенстве завершенности, гармонии и баланса. Любой участок уравновешивается другим, и цельная картина поражает своей масштабностью, красотой и единственной, не имеющей альтернатив правильностью.
- Нет, убери это! – закричал кузнец, закрыв глаза и схватившись руками за голову. - Я не хочу этого! Я не хочу туда! Я лучше умру, как все люди, чем…
Он замолчал, сделал несколько глубоких вздохов, поднял с земли выпавшее из рук оружие и только тогда заговорил снова:
- Я хотя бы знаю, за что умираю, а ты даже не знаешь, зачем живешь.
А потом развернулся и вышел из кузницы.
Данте проводил его безразличным взглядом. Для него этот мужчина был просто очередным мертвецом.
- Я не знаю, зачем живу? – прошептал он, но в противоестественной тишине затишья перед бурей слова прозвучали пугающе громко.
- Не знаю?! - повторил он, вслушиваясь в тишину.
- Не знаешь… - ответило ему эхо, разнеся приговор по узким каменным переулкам крепости.
- Нет, я знаю! – зло прервал эхо демон, и оно замолкло, будто испугавшись вырвавшегося из его горла звериного рыка.
Он поднялся на ноги одним бесконечно гибким движением, таким слитным, что казалось, будто он перетек, переплавился, переместился в пространстве, не пошевелив ни одним мускулом, и подошел к грубому настилу у стены, на котором лежало не нашедшее хозяина оружие. Он не хотел призывать Ребеллион, ему казалось кощунственным пачкать одушевленный меч грязной кровью низких созданий.
Из здешней руды невозможно было выковать по-настоящему хорошее оружие, но для убийства людей такие мечи вполне годились. Данте, поморщившись, взял двуручник – легкий, слишком хрупкий, недостаточно острый, но придется обойтись тем, что есть. Да и никакое человеческое оружие не отвечало тем требованиям, которые предъявлял к нему демон.
Когда он вышел на площадь, все взгляды устремились на него, и лишь кузнец сделал вид, что не заметил его появления.
- Я буду драться, - просто сказал он.
Комендант хотел что-то сказать, но слова застряли у него в горле.
Он был таким чужим здесь, не принадлежащим этому миру, и сейчас это бросилось в глаза абсолютно всем. Он стоял посреди площади, яркий, резкий, образ, с болью врезающийся в память.
Люди были облачены в тяжелые доспехи, он – обнажен по пояс, вызывающе-дерзкий, потрясающе красивый, как бог, нет, красивее, потому что в нем было столько жизни, что, казалось, она выплеснется через край, стоит ему глубоко вздохнуть или сдвинуться с места. Он так и лучился силой, энергией и какой-то безмятежной уверенностью в том, что победит сегодня.
Сегодня на кону не стояло то, что было ему дороже всего, и он был спокоен.
“Такой красивый, такой молодой, такой… такой совершенный…”
Слова, ни разу в жизни не произнесенные вслух, звучали в сознании воинов, и Данте легко улыбнулся, зная, о чем они сейчас думают.
- Хорошо, сынок, - наконец сказал комендант чужим, незнакомым голосом.
Данте промолчал. Сынок? Интересно, во сколько раз он старше этого сорокалетнего человека? Он уже давно сбился со счета…
А они жалели, что он, двадцатилетний мальчишка, погибнет сегодня… Он, высший демон? Погибнет?! Бред. Кузнец сказал, что лучше знать, за что умираешь, чем не знать, зачем живешь, но жить, будучи обреченным на скорую смерть? Быть человеком? Никогда.
- По местам! – скомандовал комендант, и люди заняли позиции на стенах.
Данте стал у ворот. Обшитое железными листами дерево было старым и вряд ли выдержит удар тарана, и пусть люди на стенах еще могли пытаться отбиваться, если откроются ворота, всякое сопротивление захлебнется.
Замолкли барабаны, и через несколько секунд тишины во двор крепости стали сыпаться первые стрелы. Завязалась битва на стенах. Треснули ворота.
Данте стоял неподвижно, не обращая внимания на стрелы и крики умирающих, и лишь когда ворота с треском слетели с петель и толпа варваров ворвалась в крепость, прыгнул в гущу нападавших. И тогда в крепости разверзся настоящий ад.
Здесь не нужно было бояться задеть своих и притворяться человеком, и Данте не боялся и не сопротивлялся.
Они не понимали, не успевали понять и погибали, и их место занимали новые, и тоже погибали, погибали, погибали…
А когда все защитники крепости уже лежали на залитой кровью площади, мертвые или смертельно раненые, в небо в сиянии кроваво-алой энергии взвился крылатый демон, и на землю посыпались молнии и огненные шары.
Никто из двух тысяч варваров не ушел живым с поля боя.
Когда все кончилось, Данте опустился на площадь, превратился и подошел к умирающему кузнецу, безошибочно почувствовав ауру живого среди тех, чьи души уже покинули тела.
- Ты… бог? Ангел? Дьявол? – прохрипел кузнец.
- Дьявол, - ответил Данте, садясь на мокрые от крови камни и обхватывая колени руками.
- Значит… этот мир… должен умереть, если… дьявол вступился за людей, а богу… богу все равно…
Кузнец умер.
А Данте еще долго сидел, закрыв глаза, а потом заплакал. Сила, знание, мудрость, опыт – все это внезапно показалось совершенно неважным по сравнению с болью одиночества.
Он просто слишком устал от этого – от мелькания стран и миров, от бесконечной череды человеческих лиц, от насилия и смертей, от бессмысленности всего происходящего…
И от этого ему становилось страшно, ведь раньше ему все это нравилось.
“Верджил… Верджил, приходи…”
Он мог покинуть эту крепость в любое мгновение, найти Верджила, извиниться за все грубые, резкие слова, которые он наговорил ему тогда, пять лет назад.
Целых пять лет… Они не виделись пять лет.
Долгих пять лет Данте бродил по этому миру без цели, зная, что всегда может вернуться, что Верджил сам вернется, почувствует, стоит ему только пожелать, но жил день за днем, будто проверяя себя, пытаясь понять, сколько он сможет просуществовать без брата, прежде чем фатальное притяжение сведет их снова против воли разума.
“Верджил, вернись, пожалуйста, вернись…
Я прошу тебя.
Я был неправ.
Вернись…”
Данте улыбнулся, сначала робко, потом радостно и уверенно, когда где-то далеко за крепостными стенами послышались тихие шаги.
Легкое колебание пространства.
- Верджил!
В следующее мгновение младший демон уже был на ногах и пытливо всматривался в лицо брата, пытаясь уловить хотя бы отдаленный оттенок обиды, но его не было. Верджил понял и простил, как всегда.
Данте сделал шаг вперед и оказался в объятиях старшего близнеца.
Расстояние – понятие, для Верджила не существующее.
Они целовались долго, страстно, пьянея от близости, изголодавшиеся и наконец получившие возможность утолить жажду, мучившую их каждое бесконечно долгое мгновение пятилетней разлуки.
- Прости меня, - шептал Данте, и горячие слезы облегчения текли по его щекам. – Я устал от одиночества, устал быть сильным, так устал от всего этого… Я скучал… Мне было плохо без тебя…
- Я тоже, - выдохнул Верджил. – Можешь мне не верить, но я тоже скучал, и мне тоже… было…плохо без тебя. - Ему было бесконечно сложно произнести эти слова, признать свою слабость, но он справился.
- Я верю. - Данте опять улыбался. – Мне не нравится здесь. Уйдем в другой мир?
- Не хочешь участвовать в войне? – с притворным, слегка горьчащим неверием спросил Верджил.
- Убивать людей? Нет. Здесь нет демонов. Нам здесь делать нечего. Может быть…
Данте замолчал и опустил взгляд. Сейчас Верджил скажет, что это глупость…
- Найдем мир, где останемся навсегда? – осторожно предположил Верджил.
- Да, найдем…
- Дом.
Данте кивнул и посмотрел брату в глаза. Не прятать своих эмоций и не стыдиться их – время научило этому обоих. Ведь, может быть, именно в этом и есть настоящая сила. Жизнь научила их многому, а потом еще в преддверии гибели их собственного мира им пришлось искать, куда уйти…
И пусть дом там, где сердце, и они были единственным смыслом жизни друг для друга, им все равно хотелось еще больше постоянства и смысла.
Данте хотел защищать людей от демонов, а не встревать в их междоусобные распри.
Верджил хотел участвовать в политических интригах и войнах, но не в обреченном на гибель мире, где война стала стихийной и абсолютно неуправляемой.
Уже через несколько секунд единственным напоминанием о них в этом мире остался тающий в воздухе портал.
***
А мир умирал, стремительно летел в бездну, чтобы возродиться и начать свою историю с новой страницы. Только понимать это было некому, потому что некому было показать и некому было увидеть круговорот жизни и смерти…

@темы: Fanfiction